Правила жизни Майкла Питта

"Строго говоря, профессия актера — это профессия шлюхи."

Если бы я был журналистом и не я отвечал бы здесь на ваши вопросы, а наоборот — задавал бы вопросы вам, то первым делом я спросил бы, где тут можно поссать.

В детстве я очень хотел быть плотником. Потом я хотел быть художником, потом — певцом, и только тогда, когда я впервые в жизни посмотрел «Лоуренса Аравийского», я захотел стать актером.

Успех субъективен. Здесь, в Америке, успех — это деньги. Это твои друзья и семья. Это то, что ты делаешь, и то, счастлив ли ты, когда просыпаешься.

Я не уверен, что заслуживаю тех денег, которые мне платят.

Сниматься в кино страшно, но лизнуть оголенный провод все же страшнее.

Помню, что незадолго до того, как меня пригласили в «Подпольную империю», я сидел дома и клялся себе в том, что не сдвинусь с места, пока мне не предложат по-настоящему интересную работу. Я разрушался на глазах, и единственным свидетелем этих разрушений был я сам. А потом мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться Скорсезе. Надеть мне было совершенно нечего, и я бросился звонить в Армани, пытаясь уговорить их дать мне костюм на один день. Почему-то я был уверен, что мне непременно нужно быть в костюме. Они согласились, но условия их были ужасными — они попросили вернуть костюм сразу же после встречи. Я сказал что-то типа «да», нацепил этот костюм, спустился в метро и всю дорогу думал о том, как солидно я теперь выгляжу. А потом, когда я уже сидел в фойе «Уолдорфа» и ждал Мартина, ко мне стали подходить люди, и все они спрашивали, как пройти в туалет. Им просто казалось, что я здесь работаю.

Чаще всего меня спрашивают о том, каково это — работать со Скорсезе, и поначалу я просто мычал в ответ какую-то чушь. А потом я увидел интервью с Беном Кингсли, где он говорил про свою работу с Мартином в «Острове проклятых», и понял, что ловчее, чем он, я не скажу никогда. Возможно, я цитирую не совсем верно, но смысл был такой: Марти — это самый умный человек в комнате, но, когда ты вместе с ним, он всегда даст тебе возможность почувствовать, что ты такой же, как он.

Режиссеры встречаются разные. Есть те, для кого два плюс два всегда равняется четырем, но они все равно просят тебя помочь им в подсчетах. А есть режиссеры, которые просто швыряют тебя в комнату, закрывают дверь на ключ, а потом поджигают дом и включают камеру.

За свою жизнь я очень редко дрался — только с режиссерами, и то всего пару раз.

Я снимаюсь только в том кино, которое мне нравится самому, хотя так говорят все актеры. Но я бы хотел уточнить: я снимаюсь только в том кино, на которое я сам купил бы билет.

Здесь, в Америке, это в порядке вещей — показать в фильме, как кому-то сносят голову, но если вдруг вы надумаете показать обнаженное человеческое тело, то на вас будут косо смотреть все — и зрители, и коллеги. Думаю, это многое объясняет в нашей культуре.

Я всегда нервничаю перед постельными сценами.

Я заметил: чем более подробно прописан сценарий, тем больше тебе хочется импровизировать.

Среди унылых людей очень просто быть харизматичным.

Правда — не самая удобная штука на Земле. Жить с ней не так-то просто — примерно как держать жирафа в ванной.

Если ты играешь наркомана, ты должен ходить как наркоман, дышать как наркоман и потеть как наркоман. И это не потому, что ты, типа, должен постоянно оттачивать свое мастерство и все такое. Это нужно тебе для того, чтобы не выглядеть мудаком в глазах тех, для кого проблема наркотиков по-настоящему актуальна.

Я заметил, что настоящий жизненный опыт ты приобретаешь тогда, когда делаешь что-то, что тебе ненавистно, а не тогда, когда делаешь то, от чего без ума.

Мне кажется, что знание в современном мире — это вирус. Тот, кто обладает знанием, как правило, стремится заразить им остальных.

Современный человек практически разучился познавать. Он просто хочет получать готовые ответы, вот и все.

Похоже, я все-таки атеист. В детстве из меня хотели сделать католика, а мне всегда казалось, что если религия основана на первом задокументированном самоубийстве, то в ней не может быть ничего хорошего.

Я ничего не знаю о войне. Но я думаю, что это одинаково страшно: погибнуть в первый день войны — или в последний.

Несколько простых правил стоит усвоить еще в детстве. Например, никогда не начинай ссать, не сняв штаны.

Мне нравится, когда надо мной смеются. Смех еще никого не покалечил.

Наверное, это очень глупо, но тот костюм на свою первую встречу со Скорсезе я надел главным образом потому, что мой дед точно перевернулся бы в гробу, если бы я не сделал этого.

Пару раз в жизни я действительно испытывал настоящее счастье. И оба раза просыпался.

Судя по всему, заблудиться в космосе не так уж и сложно.

Актер и музыкант Майкл Питт для Esquire