Интервью: Джеймс Кэмерон о "Титанике" в 3D
«Это будет другой фильм, — уверяет Джон Ландау, — хоть и с той же самой историей»
Пока на экранах кинотеатров транслируют "титаник" 1997 года в 3D, режиссер Джеймс Кэмерон рассказал Кинопоиску о фильме, который обновили с 100-летию трагедии.
Весной 1995 года режиссер Джеймс Кэмерон — большой любитель подводных глубин, уже какое-то время занимавшийся исследованием лежащего на дне знаменитого «Титаника» — заявил, что хотел бы сделать картину о всемирно известной трагедии лайнера. Предложение его встретили без особого энтузиазма: мало того что уже выпускалось по меньшей мере 12 фильмов об этом, так еще и история корабля была известна практически до мельчайших подробностей. Конец и так ясен: «Титаник» утонул, люди погибли. О чем тут еще рассказывать? Идея взять на главные роли двух очень хороших, но при этом малоизвестных актеров Леонардо ДиКаприо и Кейт Уинслет тоже не выглядела заманчивой. Помимо всего прочего, Джон Ландау сказал, что создатели проекта намерены построить корабль в полном размере. Вообразите реакцию студии Fox на такое предположение.
— А как быть с водой? — спросили Ландау.
— Нам понадобится резервуар!
— Но у нас нет резервуара такого размера, чтобы вместить «Титаник»!
— Значит, его надо построить!
— Но нет студии, где мы могли бы построить такой резервуар!
— Значит, надо построить студию!
— Но у нас нет столько земли, чтобы построить такую студию!
— Значит, надо купить земельный участок для этого!
Мы предполагаем, что приблизительно такой разговор мог состояться между руководителями студии и Джоном Ландау, продюсером, который работает с Джеймсом Кэмероном много лет. Что же происходит в итоге? Fox покупает участок земли в Розарито (мексиканский штат Баха Калифорния), где возводит студию, чтобы построить резервуар и залить его 17 миллионами галлонов воды (около 65 миллионов литров). Там же был построен и «Титаник» в масштабе 1:1 и гидравлические механизмы, способные эту махину раскачивать.
Денег в это было вложено немало, и студийные босы очень переживали, пока не получили первые ролики со съемок, где все выглядело грандиозно. Можно только вообразить силу убеждения Джона Ландау и Джеймса Кэмерона, сумевших раскрутить проект такого масштаба. Результат их усилий нам тоже известен: фильм собрал столько денег, сколько никому и не снилось. Впервые картина была показана в Амстердаме на выставке, а потом на кинофестивале в Токио за шесть недель до выхода ленты на широкие экраны в Штатах. Практически сразу «Титаник» стал фильмом, который полюбили все, и стар и млад. И не только из-за истории трогательной и трагичной первой любви, ставшей центром сюжета, но еще и из-за поразительной красоты визуального ряда, исключительных эффектов и, конечно, драматизма общей ситуации, которая не могла не вызвать эмоциональный отклик в душах зрителей разных стран и культур.
Решение вернуться к этой картине и усовершенствовать ее с учетом новых технических возможностей никак не было связано с ностальгией или желанием заработать на повторном театральном прокате. Для студии и команды Джеймса Кэмерона это был совершенно самостоятельный проект, так как работа по изменению формата предстояла сложная и кропотливая. Главная идея заключалась в том, чтобы дать возможность новым поколениям зрителей, знавших фильм только по DVD, увидеть его на широком экране и в совершенно новом виде — оцифрованным, с улучшенной цветовой гаммой, в высоком разрешении и в 3D. Для тех же, кто видел в свое время ленту в кинотеатрах, по мнению режиссера, новый формат должен полностью изменить прежнее восприятие.
— Как все это начиналось технически?
— Мы начали с негатива. Отсканировали его в 4K (когда сканирование происходит в разрешении 4000 пикселей по горизонтали), разработали алгоритм, которым можно было уменьшить грануляцию пленки, изменив таким образом негатив 35-миллиметровой пленки в 4К-разрешение. И уже в таком виде передали в компанию, которая занималась для нас конвертацией фильма в 3D. Сразу хочу отметить, что мы остались очень довольны тем, как фильм выглядит в 3D. Если бы я мог сделать ленту в трехмерном формате тогда, я бы ее так и снимал, вне всяких сомнений, но тогда не было цифровых камер, мы все еще снимали на пленке. И цифрового проектора для 3D тоже еще не было. Да и вообще вся эта концепция о движении кинематографа в сторону трехмерного цифрового изображения была довольно чуждой в ту пору в нашей среде. И хотя я до «Титаника» сделал мой первый короткометражный 3D-фильм для студии Universal, мне и в голову тогда не пришло бы пытаться сделать «Титаник» в этом формате.
Надо заметить, что мой обычный стиль, в котором я снимаю все мои фильмы (и «Титаник» не был исключением), заключается в том, чтобы углубить сцену настолько, насколько мне позволяет инструментарий обычного формата — свет, выбор линз. Я всегда помнил о том, каким должен быть задний план каждого кадра, что там должно находиться, ведь корабль был одним из главных героев фильма. Великолепие интерьеров, грандиозность размеров — весь этот мир, созданный на «Титанике», через довольно короткое время окажется на дне океана. Все, что происходит в этом небольшом мире, окруженном, казалось бы, прочными стенами лайнера, оказывается хрупким и будет разрушено практически случайностью. Все это рождает напряжение для зрителя. И это напряжение и создает историю любви между двумя молодыми людьми. Интересно, что ведь в первые два часа фильма практически ничего не происходит, «Титаник» все еще не встретился с айсбергом. Это довольно уникальное явление в кино. Нет, разумеется, что-то происходит, идет представление героев, их взаимодействие, но ничего этого не было бы возможно, если бы мы не знали с самого начала, что корабль этот обречен, люди эти обречены. У зрителя есть время прочувствовать атмосферу лайнера, взаимодействие людей, насладиться красотой визуального ряда. Если бы я снимал этот фильм сейчас и в 3D, то стиль был бы, скорее всего, точно таким же, выбор линз был бы таким же, композиционно сцены выстраивались бы точно так же. Наверное, именно поэтому все это конвертировалось в 3D очень удачно.
— Вы используете какую-то специфическую технологию для конвертации в 3D?
— Нет, у нас нет такой технологии. Мы искали компанию, которая могла бы сделать это для нас. Мы нашли семь компаний, которые сделали для нас примеры конвертации в 3D, и в итоге получили семь разных вариантов реальности. Кроме удовлетворяющего нас уровня конвертации, мы искали компанию, отношения с которой будут складываться как дружеские и продуктивные, с которой мы сможем ладить, проще говоря. Нам нужны были люди, которые не будут выдумывать, как конвертировать то, что уже снято нами, а которые будут держать с нами постоянную связь и принимать решения совместно с нами. Такое требование вполне справедливо: я был на площадке, я знаю каждую деталь моих декораций, я помню актеров, их настроение, место в кадре, и, кроме того, я отлично знаю, как должно выглядеть хорошее 3D, я наснимал достаточно много в этом формате, чтобы иметь четкое представление. И, может быть, если бы я не снял столько 3D за последние годы, я вряд ли смог бы быстро и точно определить, почему тот или иной кадр работает или нет. Компания, которую мы выбрали для сотрудничества, называется Stereo D. Она разработала новые инструменты для выполнения этого задания, которые заключаются в том, чтобы уметь распознать, что сделано неверно. У них есть программный инструментарий для исправления, но сначала ты должен увидеть, куда закралась ошибка, прежде чем ты начнешь использовать этот специальный инструмент для поправки. В какой-то степени эти люди — художники. Но я считаю, что во время работы над такой сложной задачей в процессе должны принимать участие люди, которые были на съемочной площадке и помнят, что там происходило. И такое присутствие членов креативной команды, чей фильм конвертируется, абсолютно необходимо, причем независимо от того, классическая картина подвергается обработке или вполне новая. Я проводил на студии по три-четыре часа в день. Просматривал материал кадр за кадром. Не перелистывал, а просматривал один за другим. Тогда я мог критиковать стереопространство, то, как оно было изменено, и это единственный шанс конвертировать его так, словно оно было снято в 3D.
— Все это затевалось не только ради 3D, хотя это самый востребованный формат в наши дни для больших фильмов. Мы выпускаем RealD 3D, IMAX 3D, Dolby and Expendy 3D — перечислять можно много, так как много вариантов показа фильмов зрителям в наше время. И, конечно, будет 35-миллиметровая пленка, 2D-цифровой и 2D IMAX. Мне, например, очень хочется увидеть, как техника 4K изменит 2D IMAX. Это должно быть феноменально. Я понимаю, что далеко не каждый зритель принимает 3D, и дело тут даже не столько во вкусе, сколько в возможности адаптации глаз к этому формату на экране. Поэтому мы хотим сделать этот фильм во всех возможных и доступных форматах, чтобы каждый зритель смог получить удовольствие. Нам очень повезло, что Fox и Paramount целиком и полностью поддерживают нас в мировом прокате. Это придает уверенности, что проделанная работа не останется неоцененной.
— Однажды в интервью вы упомянули, что никому не рекомендуете конвертировать уже готовый фильм в 3D, что это отнимает ужасно много времени и денег, а за результат нельзя поручиться…
— То, что упомянуто в вопросе было сказано в качестве контраста для понимания разницы съемки в 3D и конвертации после. Съемка в 3D — процесс очень интересный, доставляющий удовольствие. Если что-то мешает мне в сцене, я просто передвигаю это. Когда же фильм уже снят, ты уже не можешь ничего в сцене изменить, а если и попытаешься, то на это уйдет много усилий и времени. Я не рекомендую конвертацию по разным причинам, но одна из самых существенных для меня связана с тем, что просто такая работа не доставляет радость, не остается места для творчества.
— Но вы, тем не менее, это делаете…
— Верно. Такие вот мы обязательные и преданные делу люди. Все для вас, для зрителей! Кинематографисты — странный народ. Они могут приложить огромное количество усилий, чтобы показать зрителю что-то особенно классное. Так вот, по-моему, «Титаник» в 3D — это классно, поэтому я и взялся его конвертировать. Я знаю, что есть режиссеры (или продюсеры), которые хотят сэкономить на съемках в 3D, а потом быстренько фильм конвертировать. И вот из такой спешки, как правило, ничего хорошего не выходит. Поэтому если выдергивать мои слова из контекста, то получается, что я себе противоречу. Но я остаюсь при своем мнении: конвертировать в 3D совсем новые и только что сделанные фильмы — это плохо, я категорически против этого, а вот добавить что-то новое, особенное к классическим фильмам, улучшить их восприятие — на это я готов тратить время и деньги. Таким образом, мы сможем привести эти фильмы снова в кинотеатры. Кто не захочет пойти посмотреть «Индиану Джонса» и все его приключения в 3D и с улучшенным качеством? Или «Звездные войны», или «Инопланетянина», или «Крестного отца»? Я бы посмотрел «Крестного отца». Может быть, Питер Джексон конвертирует «Властелина колец» в 3D? Это было бы великолепное зрелище. Посмотрим, что получится у нас с «Титаником», тогда и будем говорить о том, что еще из моих фильмов стоит того, чтобы конвертировать в 3D и вернуть в кинотеатры.
— Иногда говорят, что фильм невозможно закончить, его можно только бросить. Не было ли у вас искушения что-то исправить в «Титанике», что-то добавить, убрать, может быть, переосмыслить?
— Конечно, было такое искушение. Например, я сразу подумал, что визуальные эффекты мы могли сделать лучше. Кроме этого, естественно, был соблазн что-то изменить в собственно «Титанике», его интерьерах. Дело в том, что, готовясь к съемкам, мы отыскали все возможные фотоматериалы об устройстве корабля, хотя на самом деле все эти материалы были связаны с кораблем-близнецом «Титаника» — «Олимпиком». «Олимпик» был построен первым, поэтому существует огромное количество информации о нем. Никто не предполагал, что капитан «Титаника» утопит корабль через пять дней после выхода в море. Предполагалась большая вечеринка по прибытии в Нью-Йорк, чтобы сделать фото внутренних помещений. Несмотря на то что корабли были построены, по сути, одинаково, их внутренне убранство было разным. Мы в этом убедились, когда уже после выхода фильма вернулись на место крушения и провели там большие археологические раскопки с 2001 по 2005 год. Мы погружались туда сами и использовали роботов, сумев исследовать и сфотографировать более 70 % разрушенных интерьеров «Титаника». При помощи компьютерных технологий мы смогли восстановить оригинальный вид внутренних помещений. Как вы думаете, был ли у меня соблазн изменить что-то в моем фильме, когда я имел на руках такую информацию? Еще какое искушение! Но я взял себя в руки и не стал этого делать. Но, по-моему, только восемь человек во всем мире могли бы придать этой неточности такое уж большое значение, и я один из них. (Смеется.) Я знаю, что если ты возьмешься что-то переделывать или улучшать, то уже сложно будет понять, где остановиться.
— В прошлом фильм отозвался в душах многих людей во всем мире, а что вы ожидаете от молодых поколений, которые будут смотреть фильм в первый раз на большом экране?
— Мы делали этот фильм для всех зрителей от 8 до 80 лет. Удивительно, что пресса в итоге упростила идею фильма до трагической истории любви, тогда как на самом деле задумывалось и исполнялось это иначе. История любви, какой бы романтической она ни была, не сработала бы, не будь она с самого начала окрашена трагедией, которая была известна каждому зрителю практически с первых же кадров фильма. Любовь эта была обречена. В те первые два часа, когда практически ничего не происходит на «Титанике», кроме отношений между героями, вы начинаете ощущать, как тикают часы, отсчитывая время на то, что людям предстоит испытать. Я писал Джека (ДиКаприо) и Роз (Уинслет), основываясь на психологии подростков, которую подробно изучил в процессе. Я много помнил о том, как ведет себя молодой мужчина, но очень мало знал о женщинах. Мне в то время очень помогла книга Reviving Ophelia, которая объясняет, в какой момент женщина теряет уверенность в себе под давлением общественных устоев и ожиданий. Я дал Роз Джека для того, чтобы он помог ей найти ее собственные силы не только противостоять жесточайшим испытаниям, которые готовила им судьба, но и найти силы жить дальше. Все это знакомо каждому из нас. Мы все люди, у всех у нас желание любить и быть любимыми превалирует над всеми остальными. Эти чувства присущи людям всех рас, культур и религий. Здесь нет различий. Каждый сможет найти родство с героями фильма, причем не только с Джеком и Роз. Мы знаем, что смерть неизбежна, никто еще этого не избежал, но каждый из нас показывает себя по-разному, встречая неизбежное. По-моему, «Титаник» — прекрасная метафора того, какой выбор каждый из нас делает в самый сложный момент жизни — приносим ли мы себя в жертву ради других, спасаем ли собственную шкуру, обнажая трусость или агрессию. Фильм затрагивает темы любви, самопожертвования, связей между людьми, ответственности друг перед другом. Это не простая история любви двух подростков. Так мне это видится. Я думаю, что и 15 лет спустя основные человеческие качества не изменились, поэтому фильм должен быть не менее близок и новому зрителю, который входит в пору тех же вопросов и сомнений.
— Говорят, что в Индии, где западные фильмы не пользуются очень большим успехом, «Титаник» получил признание именно благодаря музыке. Расскажите немного о том, как создавалась музыка к фильму.
— Джеймс Хорнер был привлечен к проекту на довольно ранней стадии. Я ему объяснил задачу и заметил, что музыка в нашем фильме должна быть такой же, как в «Докторе Живаго», в сцене с Ларой. Ту музыку просто невозможно забыть. Джеймс просмотрел, я думаю, 20 часов отснятого материала, и это все было задолго до начала монтажа. А потом позвал меня послушать три музыкальные темы, которые он написал в итоге. Он приехал на студию и проиграл мне первую тему — я плакал. Остальные две тоже были исключительно хороши. Все три вошли в фильм. Тут ведь неважно, играет ли оркестр или всего две руки на клавишах фортепиано. Душа фильма была в этой музыке. Я был очень доволен. Но я не думал о том, что нам нужна была песня. То есть, сказать правду, мне совсем не нужна была песня. Я помню, что сидел в монтажной, когда появился Джеймс и спросил: «У тебя хорошее настроение?» Я ответил: «Какого черта!?» На первой странице Variety они печатают ежедневную сводку о «Титанике», и я показал пару номеров Джеймсу: все считают, что мы полные идиоты, затеяли все это дело, а я сижу тут почти в полном отчаянии и пытаюсь сообразить, как выкрутиться. Какое у меня может быть настроение? Но Джеймс все-таки включил мне записанный образец песни. С первых же строчек я понял, что это феноменально. Это было здорово. Я спросил: «Кто это поет?» Джеймс ответил, что Селин Дион. Я спросил: «Она ведь известная певица? Да?» (Смеется.) Песня с абсолютной точностью передавала суть фильма: «Мое сердце будет продолжать биться…» Любовь, потеря, приобретение силы — все это было в песне и в фильме. Я хотел эту песню. Но тут и начался весь цирк с приобретением прав, деньгами и так далее. Нам нужно было последнее слово от Селин Дион, что она дает добро на исполнение песни. От этого зависело очень многое. Все это затянулось, я заканчивал монтаж и в итоге убрал песню из финала, плюнув на всех почти публично, и это подействовало — машина закрутилась. Мы устроили специальный просмотр готового фильма для Селин Дион в Нью-Йорке. Когда включили свет, и я подошел к ней, она держал в руках абсолютно мокрые клочья бумажных носовых платков. Показав на мокрые обрывки, я спросил: «Это значит „да“?» И она только кивнула. Вот так мы получили эту песню.
— Если бы фильм провалился, что бы случилось с вашей карьерой?
— Попадались вам когда-нибудь ребята, толкающие впереди себя тележку со всем своим скарбом? Так вот я бы пополнил их ряды. Ты должен быть готов поставить все, что у тебя есть, на кон. Мог бы я потерять все на «Аватаре»? Вполне. Это была рулетка во многих отношениях, даже больше и рискованнее, чем с «Титаником». Поставить на мультимиллионный фильм с синтетическими голубыми лицами и ожидать, что мир почувствует связь с ними, было рискованно, более чем рискованно, если бы это не сработало. У меня лезвие бритвы было приклеено скотчем к монитору с запиской «Можешь использовать это, если фильм провалится!».
— И в заключение несколько слов о будущем 3D. Как вы считаете, в каком направлении будут развиваться технологии в кинематографе? Что на очереди?
— Мы еще не закончили с 3D, нам все еще нужно продолжать усовершенствовать проекцию, поднять уровень света. Нам нужно улучшить систему камер для съемки в 3D, упростить их, чтобы каждый кинематографист мог снимать в этом формате без проблем. Я организовал компанию Cameron Pace Group (CPG), которая поставляет системы камер, помогает в производстве фильмов и не только. Нам нужно ввести 3D в наши дома, на телевидение. И все это в самом недалеком будущем. На мой взгляд, следующее большое достижение должно быть в изменении частоты смены кадров. Должны быть созданы соответствующие кинопроекторы. Я много говорю об этом и принимаю участие в разных проектах, посвященных этой теме. Мы застряли с этими 24 кадрами в секунду вот уже больше чем на полвека, подходит время это изменить. Это позволит делать фильмы ярче, чище и реалистичнее. И это будет легко сделать с учетом современных цифровых технологий. Что будет после всего это? Кто знает! Будет что-то новое.
Последние комментарии: